18
декабря
АВТОБИОГРАФИЯ НАСИМОВИЧА АНДРЕЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА [с примечаниями Ю.А.Насимовича]
[“Автобиография Насимовича Андрея Александровича” (так и озаглавлено автором) была найдена Ю.А. Насимовичем, сыном Андрея Александровича, в декабре 2019 г. при разборе семейного архива. Это 7 страниц основного машинописного текста и 2 страницы дополнений. При этом выяснилось, что многие публикации об Андрее Александровиче, особенно первые, основаны именно на этих материалах, хотя другие авторы вносили свою оценку событий, а также те или иные детали, в том числе неточности. Сама автобиография, вероятно, никогда не публиковалась. Незадолго до обнаружения "Автобиографии..." Ю.А. Насимович (сын) объединил литературные и архивные данные об отце (данные из документов, хранящихся в семейном архиве) в виде электронного текста объемом порядка 80 страниц, и это позволило ему снабдить "Автобиографию..." примечаниями, а также описать последние годы жизни Андрея Александровича. Сноски и текст Ю.А. Насимовича приводятся в квадратных скобках.]
Родился 6 октября н. с. 1909 г. в Москве в семье учителей народного училища. После Октябрьской революции отец – писатель, мать – учительница [1]. В 1927 г., окончив школу, поступил на биологическое отделение физико-математического фак. МГУ [2]. К этому времени интересны мои ни в коей мере не сложились. Интересовался я не столько биологией, сколько искал специальность, которая давала бы возможность быть больше среди природы, вдали от городов и суеты. Значительно больше в те годы меня интересовала история вообще и история культуры в частности, философия, антропология и даже лингвистика, очень любил географию, перечитал все доступные описания путешествий. Несколько раньше, когда я был в 8 (?) классе, в Москву приезжал П.К. Козлов [3], выступивший с интересным докладом о мертвом городе Хара-Хото. Мне удалось посетить его в гостинице и разговаривать. Беседа продолжалась полчаса – я просил меня взять [в] экспедицию. П.К. посоветовал на время оставить эти мысли и окончить школу и университет, выбрав профессию. В назидание рассказал о родственниках Пржевальского (внучатые племянники), бывших у него в экспедиции и оказавшихся малополезными – у них было недостаточно знаний.
В университете я ещё застал как лекторов М.А. Мензбира, А.Н. Северцова, Б.М. Житкова, Н.М. Кольцова. Лекции также читали Серебровский, Завадовский ("Динамика развития"), В.В. Алпатов, Г.А .Кожевников, Н.М. Кулагин. Слушал я и небольшой курс А.Н. Формозова – тогда еще только начинавшего преподавательскую карьеру. Зоологией всерьёз я решил заниматься, проведя 3 мес. как студент практикант в Кавказском заповеднике [4]. Сперва я работал "самостоятельно" – со мной ходил наблюдатель Д.Л. Бородавкин, изумительно знавший следы зверей и любивший природу, затем присоединился к экспедиции С.С. Турова. Всё это было в 1930 г. В экспедиции мне очень много дали не столько зоологи, сколько проводники экспедиции быв. великокняжеский егерь Г.А. Кожевников и быв. лесник А.В. Телеусов. Оба они любили лес, природу, прекрасно знали следы и повадки зверей, охотно рассказывали о жизни в лесу. Несколько лет спустя, когда я уже работал в ЛГЗ [5], А.В. Телеусов прислал мне тетрадь с описанием, как он поймал зубрёнка (этот зубрёнок послужил родоначальником "кавказской" линии в неволе; впоследствии его потомки были использованы для восстановления зубров на Кавказе). Рассказ этот от лица А.В. опубликован мной в очерке о зубре в 1940 г.
Окончив в 1931 г. МГУ, я всё лето работал в экспедиции по степному хорьку от Ин-та зернового хозяйства (Саратов) в степях Заволжья. Работой руководили И.Б. Волчанецкий и Б.К. Фенюк – тогда доцент. Написанная рукопись осталась неопубликованной. Зимой 1930/31 г., по предложению Б.М .Житкова, ранее знакомившегося с моим отчетом о практике в заповеднике, я написал статью "В Кавказском заповеднике", опубликованную в 1931 г. [6] (редактировал её Б.М.). Это, кажется, и была первая моя печатная научная статья.
С осени 1931 до весны 1932 г. я работал в секторе пернатой дичи [7] Ин-та птицеводства и птицепромышленности в Москве. Сектором руководил А.Н. Формозов. Поручив мне выборку сведений из старых и новых охотничьих журналов об изменении ареала и численности фазанов, а также о влиянии на них снежных зим, палов и т.п., он тем самым пристрастил к работе с источниками. Работой этой интересовался и М.А. Мензбир, снабжавший меня книгами из своей библиотеки. В те же годы я познакомился с Г.П. Дементьевым, а через него с С.А. Бутурлиным (впоследствии С.А. редактировал одну из моих книг, а на две других поместил отзывы). Поводом для знакомства с Г.П. и С.А. послужило обнаружение мной в брошенной студенческой коллекции птиц, привезенной из горных районов Сихотэ-Алиня, чешуйчатого крохаля в птенцовом наряде (первое и, кажется, последнее пока обнаружение в СССР).
Работая в секторе дичи, я провёл около месяца в Ленинграде в Новом порту, занимаясь взвешиванием боровой дичи. Жил в это время у Л.М. Шульпина, из бесед с которым очень много вынес.
С А.Н. Формозовым побывать в экспедиции мне не пришлось, однако даже небольшие (300 м) прогулки с ним от трамвайной остановки у Соломенной Сторожки (район Тимирязевки) до ин-та [8] чрезвычайно много дали. Поражала зоркость А.Н., умение увидеть что-нибудь интересное, там, где я ничего, кроме "дохлой мыши" не замечал. А.Н., опираясь на 1-3 маленьких факта, тотчас начинал обобщать, строить гипотезу и т.д. Для меня это была настоящая школа, более важная, чем лекции в МГУ (кстати в первые годы А.Н. настолько вяло читал лекции, что я, будучи слушателем его, подчас томился). А.Н. Формозов заинтересовал меня вопросами промысловой зоологии и в большой мере индуцировал первые мои работы, посвящённые заготовкам дичи. В те годы сотрудником моим по книгам оказался В.Я. Рудановский; он был старше меня лет на 15. Превосходно знал экономику и вопросы планирования, работал в НКСНабе СССР, был очень культурный человек. Знакомство с ним я поддерживал еще в годы после второй мировой войны.
Летом 1932 г. перешел на работу в Военно-Охотничье общество [МВО] [9]. Здесь мне ближе удалось познакомиться с любительской охотой, охотоведами, руководством охотничьими хозяйствами и т.п. Всё же, эта работа меня не удовлетворяла, и весной 1933 г. я уехал в Кавказский заповедник. В заповеднике работал зав. охотстанцией, затем ст. н. сотрудником, одно время – нач. Компл. Ест.-Ист. станцией [10]. Уволился из заповедника в феврале 1938 г., после 2-х лет войн с директором [с одним из директоров] [11].
Материалы, собранные за 5 лет работы в заповеднике, реализованы в ряде работ, опубликованных в 1935-1955 гг. Одна из основных работ – канд. диссертация по снегу и его влиянию на копытных, защищенная в 1938 г., напечатана с феерической быстротой благодаря помощи Д.Н. Кашкарова, с которым меня познакомил Г.А. Новиков.
В 1936 г. мне присвоено звание ст. научн. сотрудника [12]. В этом же году я вступил в члены МОИП [13].
С марта 1938 по ноябрь 1941 г. я заведовал научной частью Лапландского заповедника [14]. Вновь приезжал в заповедник в 1946, 1947, 1948 (на 4 месяца) [15] и затем еще дважды в 50-х гг.
С января 1942 по июнь 1943 г. работал охотоведом в Горно-Алтайской обл. [16]. В этот период очень много ездил и побывал во многих аймаках Ойротии, в отдаленных частях Алтая, вплоть до границ с МНР в Чуйских степях. Записи и наблюдения этого периода лишь в небольшой мере реализованы.
Летом 1943 г. призван в Советскую Армию. В течение года учился в 1-м Омском Военно-Пехотном училище им. Фрунзе, откуда вышел мл. лейтенантом, пулеметчиком. В конце 1944 г. командир пулеметного взвода в Идрицкой краснознаменной дивизии 3-й Ударной Армии 1-го Белорусского фронта. Практически я был почти всё время связным офицером при штабе полка. С войсками армии пересек наискось Польшу. Недалеко от Кюстрина "попал на выстрел", как тогда говорили, – меня отправили на курсы переводчиков в Москву. В Москве, пока я сдавал поступительные экзамены, за меня хлопотал Н.И. Калабухов, пытавшийся ещё из ОВПУ перевести меня в противочумное подразделение, но тогда безуспешно.
Весной 1945 г. меня направили в Забайкалье в качестве инструктора Даурского противочумного отделения СЭЛ Забайкальского в/о (потом – фронта). С августа 1945 по апрель 1946 г. я несколько раз выезжал в Сев.-Вост. Китай, где провел в общей сложности около 4 мес., работал в тревожных по чуме районах, собирал сведения о распространении на территории опасных для человека болезней. В этот период я побывал во Внутренней Монголии, Цицикаре, Харбине, Хайларе, Чанчуне и др. Мои наблюдения изложены в обстоятельном отчете, переданном в соответствующие инстанции...
Летом 1946 г. я вновь вернулся на работу в систему заповедников – в Гл. Управление по заповедникам [17], где служил до начала 1954 г., пока меня не уволил Малиновский [18].
Из послеуниверситетских "моих университетов" следует отметить знакомство с В.П. Тепловым и другими "казанцами" [19] в Кавказском заповеднике. У них я перенял тропление [20], значительно затем усложнивши его и сделав биологическим. "Казанцы" тропили много, но мало при этом регистрировали фактов, и в такой форме оно немного давало. Кроме того, они мало брали из записей, я бы даже сказал, не умели их обрабатывать. В.П .Теплов в своей работе опирался широко на записи наблюдателей (часто даже за счёт личных наблюдений и выходов в природу) и придавал этой работе большое значение. Он добился вынесения всех наблюдений наблюдателей из дневников на карточки и затем хорошо организовал эту работу (замечу, что все дневники охраны я регулярно просматривал и раньше, но выписки из них делал только для себя). Это нововведение В.П. я заимствовал и впоследствии перенёс в практику ЛГЗ [5].
В ЛГЗ [5] тропления послужили основой для ряда работ, и в их развитии большую роль сыграл коллектив в целом [21]. Многие вопросы тогда тут же в поле, в избушках обсуждались. Разборы рукописей, методик, результатов работ и пр. подвергались общей критике, и это, вероятно, всем, а не только мне дало очень много; это была настоящая школа высокого уровня.
В системе заповедников в общей сложности я работал более 15 лет. За это время побывал в Дарвинском заповеднике, Хопёрском, Воронежском (многократно, в общей сложности до 3 мес.), Приокско-Террасном, Приволжско-Дубнинском, Висим, Денежкин Камень (в марте 1950 г. пересек на лыжах большую часть хребтов Урала) [22], Кандалакшском и Крымском (многократно). Еще раньше я бывал в Тебердинском и Куйбышевском заповедниках. В 1951 г. посетил Лагодехский заповедник. После ухода из системы заповедников работал месяц в Закатальском заповеднике (1957 г.), бывал в Рицинском и др. заповедниках.
С осени 1949 по осень 1951 г. находился в докторантуре без отрыва от производства в отделе физической географии Ин-та географии АН СССР (моим консультантом был Г.Д. Рихтер [23]). Докторскую диссертацию защитил в начале 1953 г., в самом начале 1954 г. утверждён в уч. степени доктора географ. наук.
С весны 1954 г. работал в ВИНИТИ [24], сперва в отделе биологии (с 1956 г. зав. зоолог. сектором), затем, после разгрома редакции лысенковцами, с 1960 г. в отделе географии (с 1961 г. – зав. отделом). Ушёл из ВИНИТИ осенью 1963 г., перейдя в Ин-т географии, где томлюсь по сей день [25].
Кроме районов, о которых я уже говорил, я много путешествовал по Кавказу, прошёл военно-сухумскую и военно-грузинскую дороги (в сентябре 1928 г. [26], пройдя тогда же от Кисловодска до Теберды и далее по Военно-Сухумской дороге, пароходом до Батума, поездом до Тифлиса и далее по Военно-Грузинской дороге с поднятием на склоны Казбека до 3800 м), хорошо знаю Абхазию, дважды бывал в Балкарии. Работая в ИГАНе [25], побывал в экспедиции на Оби (от Новосибирска до Салехарда, с выходом в тайгу в районе Ханты-Мансийска) и Байкале (посещены многие районы, включая Баргузинский заповедник).
С 1953 г. в течение ряда лет работал в составе Бюро зоологической секции МОИП [13], участвовал в работе др. выборных органов МОИП, в том числе с 1958 г. в редколлегии Бюлл. МОИП, отд. биол. С 1957 г. в течение двух лет работал в Совете МОИП, затем вновь последние года 4–5. С 1961 г. работаю в составе главной редколлегии Реферативных журналов ВИНИТИ, одновременно (с 1961 г.) – в редколлегии РЖ География, в последнее время также в редколлегии сборников "Териология". С 1964 г. сотрудничаю в Совете ВНИИЖП [27], с 1957 г. – в Совете Главохоты РСФСР ("Научно-техн. совет"). Около 7 лет был членом Совета Моск. зоопарка, 2 года – Моск. фил. Геогр. об-ва СССР, 3 года – проблемного Совета по геобиоценологии и охране природы.
Преподавательской работой почти не занимался. В 50-х годах одну зиму читал небольшие курсы по охране природы и экологии копытных студентам старших курсов Географ. фак., отделение биогеографии МГУ. Продолжать на след. год чтение отказался.
Если считать мелочь, типа статей в энциклопедию, то список печатных "научных" работ близок к 100, а с учётом отзывов – более 120 [28].
В ИГАНЕ [25] работаю ст. научн. сотрудником с XI 1963 г.
5-6 работ в печати. Близко к завершению оформление тома по географии куньих, авторами которого являются сотрудники гл. обр. ВНИИЖП [27] и отчасти др. научн. учреждений, а я – организатором, редактором и отчасти участником. Со времени моей работы в ЛГЗ [5] лежит 2 работы по снежному покрову ЛГЗ. В своё время печатать их было нельзя, а теперь они устарели...
До войны сотрудничал в журналах "Юный натуралист", "Пионер".
Очень много занимался реферативной работой (гл. обр. англ. и русских работ, в небольшом количестве – франц., нем., болг. и румынск.). По моим подсчётам в РЖ Биология и РЖ География с 1953 г. опубликованы свыше 1,5 тыс. моих рефератов (вероятно, более 2 тыс.).
Награждался только медалями, в т. ч. 3 военными. Моя книга по копытным и снегу [29] получила вторую премию МОИП, коллективная с В.Г. [30] – 1-ю.
В Совете ИГАН, а работаю с 1964 г.
2 октября 1968 г. (роспись)
[В оставшиеся годы состоялись совместная поездка со мной, Ю.А.Насимовичем, в Дарвинский заповедник (1970); совместная поездка со мной и моей матерью, Аллой Дмитриевной Кушниренко (вторая жена А.А. Насимовича), в Ленинград (тоже 1970); выход коллективных монографий "Соболь, куницы, харза" (1973) и "Колонок, горностай, выдра" (1977) из серии "Промысловые животные СССР и среда их обитания", в которых многие очерки написаны отцом, причем он тоже был организатором авторского коллектива и ответственным редактором; кратковременный выезд в Лапландский заповедник в 1973 г. (Тишков, 2012); выход монографии "Африканский слон" (1975). В 1972 г. под руководством Ю.А. Исакова и А.А. Насимовича в лаборатории биогеографии ИГАН "стартовала" тема "Заповедники СССР", в основе которой лежала необходимость уточнения профиля работы многих заповедников и оптимизации их сети (Лаборатория биогеографии..., 2007). В 1977 г. состоялся выход коллективной монографии "Опыт работы и задачи заповедников СССР", в которой ключевые разделы написаны отцом, он представил творческий синтез деятельности заповедников в нашей стране (Тишков, 2012). Кроме того, с 1973 г., когда умер А.Н. Формозов, отец приступил к сохранению и публикации научного наследия своего учителя; он подготовил к печати сборник статей и монографию Формозова (Тишков, 2012). В 1982 г. отец завершил работу над коллективной монографией "Песец, лисица, енотовидная собака" из серии "Промысловые животные СССР и среда их обитания", но книга была опубликована уже после его смерти. Утром 29 июня 1983 г. отец умер в Москве, в ведомственной больнице АН СССР. Накануне отец значительную часть дня играл в шахматы и обыграл "обитателей" своей палаты. Он похоронен на кладбище Донского монастыря.
У А.А. Насимовича к 1919 г. имеются двое детей (дочь и сын - 1939-го и 1953-го года рождения), двое внуков (внук, внучка), трое правнуков (правнук, две правнучки). Носителями его фамилии являются Юрий Андреевич Насимович (сын, биолог) и Алексей Юрьевич Насимович (внук, род. в 2016 г.)].
ДОПОЛНЕНИЕ [О ЗИМНИХ ПЕРЕХОДАХ ЧЕРЕЗ ГЛ. КАВКАЗСКИЙ ХРЕБЕТ]
В феврале 1934 г. вместе с тремя наблюдателями охраны КГЗ [31] я перешёл Гл. Кавказский хребет, перевалив через зап. и южные склоны Ачишхо (Белая – её приток – Берёзовая – Ачишхо – Красная Поляна). Сперва мы шли "пешком", а, когда снега стало больше, то наблюдатели сделали "круги" – так называют самодельные снегоступы на Кавказе, отдаленно напоминающие канадские ракетки, но очень несовершенные. Ими раньше пользовались куничатники, когда их захватывал большой снег глубоко в горах. Горцы, выселившиеся в 1860-х гг. в Турцию, лыж не знали, однако краснополянские убыхи пользовались чем-то вроде кругов, о чём имеются упоминания в литературных источниках.
Идти в кругах трудно; без тропы и по рыхлому снегу, при условии чередования, проходят всего 3–5 км в день. Высота снега в районе Ачишхо достигала 2 м, и, когда на 8-й день мы выбрались к кордону Ачишхо, у нас провизия была на исходе, а силы и вовсе.
Ни персонал заповедника, ни местное население в то время настоящими лыжами не пользовались. О нашем походе я делал доклад в Москве в ОПТЭ, заинтересовал им горнолыжников. Управление КГЗ заключило договор, и на следующую зиму к нам приехало 6 горнолыжников, захвативших снаряжение ещё на 4-х человек. Наши сотрудники быстро освоили горные лыжи, и мы совершили 10-дневный выход на Тыбгу – в район туровой зимовки, а затем вся группа в 10 чел. проделала второй поход – переход в Красную Поляну через перевал Псеашхо [32]. Для Зап. Кавказа это был первый лыжный переход через горы Кавказа, да и в других частях Кавказа они только еще начинались, и их решались проделать лишь весьма опытные лыжники и альпинисты.
К зиме 1936/37 г. мы построили на Тыбге убежище – драневый балаган (зиму 1935/36 г. работали без такого убежища, ночуя в спальных мешках), и эта зима позволила более основательно познакомиться с условиями зимней жизни зверей в горах, к чему я с самого начала пребывания на работе в КГЗ стремился.
В 1936 г. на работу из Алтайского в Кавказский заповедник перешел Саулиэтс, привезший с собой самодельные камасные лыжи. Он стал внедрять их, и они также получили распространение; ещё в годы моего пребывания в КГЗ поймали браконьера на самодельных лыжах. Теперь лыжами пользуются все сотрудники и многие наблюдатели охраны, работающие в снежных районах заповедника.
Горные лыжи я ввел и в практику Лапландского заповедника: они значительно расширили радиус действия (вместе с сетью опорных лагерей и заброской в них некоторых продуктов, керосина для освещения и пр.), а главное высвободили руки для записей и пр., без чего трудно тропить в условиях сильно пересеченного рельефа.
Зимой 1936/37 г. я консультировал поход 100 или 120 военных командиров, совершивших зимний переход на лыжах через Кавказский заповедник, организованный Домом Красной Армии; впоследствии ДКА выразил мне благодарность за консультацию.
Результаты изучения распределения и плотности снега в ЛГЗ [5] несколько раз передавались в Гидрометеорологическую службу и др. организации, интересовавшиеся запасами воды в снеге и проходимостью территории заповедника.
3 октября 1968 г. (роспись)
К БИОГРАФИИ
[Часть этих материалов уже вошла в "Автобиографию...", но здесь то же самое сказано иначе, и есть совсем другие сведения, в том числе касающиеся общих вопросов охраны природы и заповедного дела. Текст найден в семейном архиве и написан ориентировочно в 1978 или 1979 г., то есть за 4–5 лет до смерти.]
Первое моё знакомство с заповедниками относится к 1930 г., т.е. имело место почти 50 лет назад [31]. Окончив III курс Биологического отделения Физмата МГУ я был направлен на практику в Кавказский заповедник, где пробыл всё лето и часть осени, занимаясь обследованием зверовых солонцов, а затем в экспедиции С.С. Турова, проводившей фаунистическое обследование территории Кавказского заповедника.
Моими настоящими учителями в области чтения следов, навыков полевой работы в горах я считаю замечательного наблюдателя охраны КГЗ Дмитрия Лукьяновича Бородавкина, бывшего лесника из Псебая Алексея Власовича Телеусова и егеря Великокняжеской охоты Григория Александровича Кожевникова. Последние двое работали проводниками в экспедиции Турова, Кожевников уже в возрасте около 80 лет.
После окончания ун-та и двух лет работы в Москве я уехал в Кавказский заповедник, где и работал около 5 лет. В 1938 г. перешел на работу в Лапландский заповедник, где в общей сложности провел около 4 лет. После окончания войны в течение 7 с лишним лет работал в главке по заповедникам, побывав за это время во многих заповедниках, в части их неоднократно: Кандалакшском, Дарвинском, Денежкином Камне, Висиме, Воронежском, Хопёрском, Лагодехском, Крымском, Тебердинском, Приокско-Террасном. В некоторых заповедниках я провёл в общей сложности не меньше 1–2 месяцев. Перейдя на работу в систему АН СССР, я сохранил связи с заповедниками и многие из них посетил в отпускное время или во время экспедиций и совещаний: Баргузинский, Березинский, Центрально-Чернозёмный, Алма-атинский, Закатальский, Рицинский, Пицундский и другие. С учетом заповедников, в которых я побывал в период их временной ликвидации (Жигулёвский) или которых впоследствии закрыли (Приволжско-Дубнинский, Глубоко-Истринский, Сагурамский), число знакомых мне заповедников превысит два десятка.
Иногда различают заповедники-эталоны зональных или чем-нибудь ещё примечательных природных комплексов, и заповедники, созданные для охраны одного или немногих видов, которым угрожает исчезновение. Очень скоро было понято, что эти виды без охраны всего природного комплекса, определяющего условия жизни этих видов, сохранить трудно или вообще невозможно. Поэтому одновидовые заповедники впоследствии получили статус комплексных. Можно назвать выхухолевые, соболиные заповедники, Лапландский заповедник, созданный в своё время для сохранения и восстановления дикого северного оленя – "дикаря".
Казалось бы, лучший способ сохранения природного комплекса и, тем более, одного или немногих видов - это охрана в чистом виде её. К сожалению, дело намного сложнее, чем это может казаться. В разные периоды своего существования заповедники становились полигонами для экспериментов. На их территориях проводился выпуск зверья, ранее здесь не жившего. В других случаях выпуск производился вне заповедника, например, ондатры, а затем она оказывалась в заповеднике, где становилась серьёзным конкурентом выхухоли. Почти во всех заповедниках проводилась борьба с волком, а иногда и с другими хищниками и падальщиками. Уничтожение хищников и в ещё большей мере различного рода восстановительные и санитарные рубки, а главное быстрый рост поголовья лося, оленей и кабана в стране в целом создали предпосылки для размножения этих зверей во многих заповедниках.
Если в начальный период развития заповедного дела в Советском Союзе полагали, что одна из важных задач заповедников – это обогащение дичью соседней с этими заповедниками местности, то в дальнейшем, по мере сведения леса, развития сельского хоз-ва и появления новых селений в ближайшей к заповедникам местности становилось очевидным, что из многих заповедников животным расселяться некуда. Заповедники из "рассадников" разного рода дичи становились "губками" для неё, "островками спасения" для крупного зверя, уцелевшего в условиях антропогенного ландшафта.
Теперь очень многие заповедники представляют собой небольшие экологические островки, неспособные без особых мер – помощи со стороны человека - обеспечить нормальное функционирование своих экосистем, окруженных чуждыми для природы заповедника ландшафтами. Обилие копытных во многих заповедниках ведёт к порче насаждений, уничтожению подроста и подлеска, изменению естественного облика травянистой растительности.
Огромные изменения в природных комплексах заповедников вызывает зарегулирование течения рек, чрезмерный забор из них воды, создание поблизости от заповедников водохранилищ и т.п. [Далее – текст не написан, а лишь намечены темы] (На примере Аскания Нова, Хопёрского заповедника. Пятн. олень и лес. Кабан, лось. Воронеж. олень и гибридизация. Выпуск зубров и судьба нагорных дубрав. Заиление и отмирание водоёмов – следствие сноса с полей плодородного слоя почвы).
Нужны активные действия, однако готовых рекомендаций для этого в большинстве случаев нет. Для их разработки недостаточно сил только специалистов естественников, подчас нужны инженеры... [Но] активное вмешательство в жизнь природных комплексов чревато опасностью злоупотреблений, торговлей богатствами заповедников, их разбазариванием. Регулярный отстрел легко может перерасти в охоту с вышек чиновников высокого ранга, а восстановительные рубки леса – в заготовку делового леса и дров на продажу.
Для коренного улучшения заповедного дела нужны передача их [заповедников] вневедомственным или надведомственным органам, по возможности сосредоточение управления ими в руках одной или немногих организаций. Без этих мероприятий никакие новые Положения о заповедниках, над которыми сейчас работают, не достигнут цели. Сможет ли серьёзно помочь заповедникам АН СССР, как это предусматривает декабрьское Правительственное Постановление прошлого года [34], покажет только будущее. Пока дело дальше флирта академических ин-тов с системой заповедников не пошло.
Крайне необходимо, чтобы для каждого заповедника был разработан детальный профиль его задач, исходя из которого была бы выработана генеральная стратегия в отношении охраны его природных комплексов и особо редких, имеющихся в данном заповеднике видов растений и животных, а также план научно-исслед. работ на перспективу. Существующие профили заповедников подчас носят слишком обобщенный характер, они недостаточно конкретны и не могут. как правило, служить руководством для деятельности заповедника.
ПРИМЕЧАНИЯ Ю.А.НАСИМОВИЧА
1. Отец – Насимович Александр Фёдорович (12.12.1880, Нижний Новгород – 7.01.1947, Москва), брат революционера и литературного критика Николая Фёдоровича Насимовича (Чужака); мещанин, учительствовал в 1903–1907 гг., в 1905 г. входил в забастовочный комитет учителей, из-за чего в 1907 г. лишился работы, после чего проявил себя как литератор, историк литературы и лингвист (Википедия; подтверждается рассказами А.А. Насимовича). В 1909 г. за свой счёт выпустил сборник стихов "Силуэты", публиковал стихи, в том числе для детей, в журналах "Русская мысль", "Русское богатство", "Русские записки" и др. После Октябрьской революции 1917 года публиковался, в основном, как драматург и прозаик, в том числе автор рассказов. Главное произведение – романная дилогия об Иваново-Вознесенском общегородском совете рабочих депутатов: "Город Премогучий" (1928) и "Талка" (1930, второе издание – 1933). Наиболее известная пьеса – "Барометр показывает бурю" (о революции 1905-го года). Она неоднократно ставилась в советских театрах [Сведения из Интернета]. А.Ф. Насимовичу принадлежит также подробное описание одного из десятилетий в истории русской литературы XIX века. Кроме того, в семейном архиве имеются неопубликованные романы А.Ф. Насимовича о Ф.М. Достоевском ("До последней черты"), И.А. Крылове ("Иван Андреевич Крылов. Эпизоды из жизни баснописца") и народовольцах ("Тесный круг"), а также пьесы ("Суворов", "Дорога в гору") и научный трактат по лингвистике. Неопубликованные произведения менее идеологичны, а потому, наверное, их не удалось опубликовать. В нашем семейном архиве хранится газетная заметка Евгения Петряева (1969) "Дар литературному музею", где указан общепринятый год рождения Александра Фёдоровича – 1880, но на полях имеется приписка рукой отца, А.А. Насимовича: "отец родился в 1881 г. 12 (25) XII". Возможно, Андрей Александрович ошибся, но всё-таки это повод для осторожности, так как ошибочные сведения иногда тиражируются много раз и становятся общепринятыми.
Мать – Надежда Дмитриевна Насимович (урожд. Машкова) (1877, Смоленская обл. – 15.09,1953, Москва), дворянского происхождения, учительница. Тем не менее, супруги прожили вместе не очень долго, и А.А. Насимович воспитывался матерью, а отца часто навещал (по крайней мере, в зрелые годы). В ряде электронных публикаций матерью А.А. Насимовича ошибочно называется вторая жена А.Ф. Насимовича – Капитолина Николаевна Насимович (урожд. Дмитриева); она надолго пережила мужа, и мой отец уже на моей памяти периодически ездил помогать ей.
Имеются также отрывочные сведения о деде Андрея Александровича по отцовской линии – Фёдоре Максимовиче Насимовиче. Известно, что он был скрипачом-кантонистом, то есть, по-видимому, военным музыкантом. Кантонисты – сыновья нижних воинских чинов, сами принадлежавшие к военному ведомству и обязанные к военной службе; кантонисты обучались в кантонистских школах, или ранее – гарнизонных школах. При Николае I кантонистские школы обеспечивали комплектование вооружённых сил России унтер-офицерами, музыкантами, топографами и т.д. Александр II отменил закрепощение нижних чинов военного ведомства и отменил название кантонист (сведения из Интернета).
2. Отец рассказывал, что как выходцу из "привилегированной семьи" путь в университет был для него закрыт, но Александр Фёдорович обратился к своему старому другу или знакомому П.Г. Смидовичу, государственному и партийному деятелю, после чего поступление разрешили. Ещё могу добавить, что изначально отец хотел стать историком, но увидев идеологизацию истории в нашей стране, решил избрать более нейтральную область знаний.
3. Пётр Кузьмич Козлов – путешественник, ученик Н.М. Пржевальского, исследователь Монголии, Тибета и Синьцзяна, предпринял 6 длительных экспедиций, открыл, в частности, мёртвый тангутский город Хара-Хото (Википедия).
4. По окончании III курса (Новиков, 1969; Формозов, 1970; Тишков, 2012). В семейном архиве имеется альбом фотографий, подаренный отцу С.С. Туровым: звери, пейзажи, сотрудники заповедника.
5. Лапландский государственный заповедник.
6. В журнале "Природа и социалистическое хозяйство" (Тишков, 2012).
7. В разных документах и публикациях сектор назван по-разному: пернатой дичи, дикой птицы, промысловой птицы.
8. По забавному стечению обстоятельств я со своим трёхлетним сыном, Алексеем Насимовичем (внуком Андрея Александровича), с 2016 г. живу в точности между Тимирязевкой и бывшей Соломенной Сторожкой (близ лесного массива, известного как Лесная опытная дача Московской сельскохозяйственной академии), и это один из многих примеров "закольцованности" наших судеб, начиная с деда – А.Ф .Насимовича.
9. Перед этим был также краткий период, в июле-августе 1932 г., работы охотоведом во Всесоюзном государственном объединении "Заготскот" в Московской области (в ряде публикаций – "Заготмясо", но по документам – "Заготскот"). Параллельно в 1932–1933 гг. работал охотоведом-консультантом Государственного Политехнического музея, в секторе охотхозяйства ("Выписка из трудового списка... сотрудника КГЗ, в семейном архиве).
10. В 1935 г. все станции заповедника (Лесная, Энтомологическая, Горно-Луговая, Охотоведческая и др.) стали соответствующими секторами единой Комплексной естественноисторической станции (Во главе первопроходцев, 2003). Отец в 1936 г. стал заведующим зоологического сектора этой станции.
11. В семейном архиве имеется "Протокол N7 от 15.02.1938 г. Групкома КГЗ", согласно которому на заседании групкома разбиралось заявление А.А. Насимовича о неправильной информации директора КГЗ В.И. Аносова Комитету по заповедникам, выразившейся в том, что "общественность заповедника и его партийная организация" одобряет невозможность использования А.А. Насимовича на научной работе в КГЗ. Групком постановил считать эту информацию неправильной, так как соответствующий вопрос не обсуждался ни на местном комитете старого и нового состава, ни на общем собрании сотрудников заповедника. Кроме того, групком отметил в трудовом списке А.А. Насимовича "целый ряд благодарностей и указаний на премирование за ударную работу", а потому посчитал возможным дать т. Насимовичу положительную характеристику, "как научному сотруднику, который кроме своей специальной работы, проделал большую работу по популяризации идей охраны природы и неоднократно ставил больные вопросы работы заповедника на обсуждение". Соответствующая характеристика тоже имеется в семейном архиве. В более ранних документах в качестве директора фигурируют другие люди, то есть "война" была только с данным конкретным директором.
12. Написано правильно: именно звание, а не должность (Аттестат старшего научного сотрудника, МСН N 04368, в семейном архиве). Это сделано на основании решения Квалификационной комиссии Комитета по заповедникам при Президиуме ВЦИК от 8 февраля 1936. В 1935 г. для соответствующего утверждения были получены отзывы о научной работе Насимовича, которые написали С.С. Туров (1935, в семейном архиве) и А.Н. Формозов (25.12.1935, в семейном архиве).
13. МОИП – Московское общество испытателей природы, учреждённое в 1805 г. при Императорском Московском университете. МОИП занимает несколько комнат в Зоомузее МГУ (Б.Никитская ул., 2).
14. Отец покинул Лапландский заповедник из-за начала войны и приближения фронта.
15. В течение этих 4 месяцев, согласно "Выписке из приказа N99 по Гл. Управлению по заповедникам..." (в семейном архиве), А.А. Насимович был назначен временно заведующим Научной частью Лапландского заповедника.
16. Кроме того, с 13 августа 1942 по июнь 1943 отец был мобилизован в кондепо, где, в частности, отбирал лошадей для фронта. Именно там, на Алтае, если я правильно помню рассказ отца, была арестована жена отца, Нина Павловна фон-Штейн (в документах – Штейн) – обрусевшая немка, которая даже не знала немецкий язык. Её предки переселились в Россию ещё до массового переселения немцев при Екатерине II. После демобилизации отца из кондепо он был освобождён от работы охотоведом "в связи с тем, что должность охотоведа за время отсутствия т. Насимовича А.А. была замещена другим работником, присланным из Области", но, возможно, какую-то роль в этом сыграл и арест жены.
17. Отец вспоминал, что стремился в Москву из-за дочки, которая после ареста матери воспитывалась её сестрой (тетей), и вообще не хотел служить в армии, где свобода скована еще в большей степени, чем в остальной советской жизни. Ему предлагали относительно высокое звание (майор), что означало относительную обеспеченность, но он предпочёл уйти в неизвестность, где поначалу не было даже своей квартиры. От себя добавлю, что в это время плохо чувствовал себя Александр Фёдорович Насимович (мой дед), который скончался в самом начале следующего года.
18. А.В. Малиновский, недавно возглавивший Главное управление по заповедникам, уволил отца из этого учреждения, причем, по рассказам отца, сделал это сразу же после того, как отец защитил докторскую диссертацию: решение ВАК о присуждении ученой степени доктора географических наук – 9 января 1954 г., увольнение – 16 февраля 1954 г. (согласно документам из семейного архива). Тогда воспреобладало увлечение акклиматизацией в заповедниках чуждых им видов (например, из Америки), стремление к получению заповедниками "побочных" доходов, а реорганизация 1951-го года привела к исчезновению многих заповедников и сокращению площади некоторых из них (Исаков, Матюшкин, 1980). Естественно, что у отца не сложились с ним отношения. Кроме того, по словам отца, Малиновский боялся, что став доктором наук, отец усилится в "шахматном смысле" до такой степени, что будет угрожать карьере Малиновского. До трудоустройства в ВИНИТИ, то есть с середины февраля по начало мая 1954 г., отец был безработным, и друзья, прежде всего Вениамин Иосифович Цалкин, помогли ему выжить.
19. Метод зимнего тропления зверей отец перенял у Владимира Порфирьевича Теплова (1904-1964) и его сотрудников по Волжско-Камской промыслово-охотничьей биостанции (И.В. Жарков, С.С. Донауров), которые в 1935–1937 гг. переехали в Кавказский заповедник.
20. Тропление – охотничий термин, означающий движение по следам зверя; в данном случае тропление применялось в научных целях.
21. В Лапландском заповеднике отец работал вместе с известными зоологами – Олегом Измайловичем Семёновым-Тянь-Шанским, Георгием Александровичем Новиковым и (позднее) Татьяной Васильевной Кошкиной. Дружбу с ними отец поддерживал до конца жизни.
22. Вместе с директором и старшим лесничим заповедника (Исаков, 1969; Тишков, 2012).
23. Гавриил Дмитриевич Рихтер – основатель отечественного снеговедения.
24. ВИНИТИ – Всесоюзный (позднее – Всероссийский) институт научной и технической информации Гостехники и АН СССР. Здесь отец почти десять лет занимался подготовкой рефератов и обзоров зарубежных биологических научных книг и статей для печати. Эта работа ему не нравилась, так как он считал себя полевым натуралистом, но работать плохо он не умел, а из-за меня (я родился в октябре 1953 г.) и моей сестры не мог так запросто покинуть Москву; кроме того, ещё жива была Капитолина Николаевна Дмитриева – вторая жена моего деда (мачеха отца), и отец ездил помогать ей.
25. Ин-т географии АН СССР (ИГАН), Москва, Старомонетный пер., 29. Теперь – ИГ РАН. Ироничная оценка своей работы в институте ("томлюсь") связана с тем, что отцу в первое время редко удавалось ездить в экспедиции, а позднее он уже не мог это по состоянию здоровья. Кроме того, он выполнял много поручений директора (И.П. Герасимова), отвлекавших от основной работы. Эти поручения, как говорилось в институте, были "в унисон времени", и кто-то из сотрудников института охарактеризовал их формулой: "Сначала – в унисон, потом – в унитаз".
26. По окончании I курса МГУ. Зоологические интересы отца в это время еще не сформировались, и поэтому данное путешествие редко фигурирует в биографиях отца.
27. ВНИИЖП – Всесоюзный научно-исследовательский институт животного сырья и пушнины.
28. Данные на октябрь 1968 г., впереди ещё 15 лет жизни.
29. А.А. Насимович. Роль режима снежного покрова в жизни копытных животных на территории СССР. М.: Изд. АН СССР, 1955.
30. В.Г. Гептнер, А.А. Насимович, А.Г. Банников. Млекопитающие Советского Союза. Т. 1. Парнокопытные и непарнокопытные. М.: Высшая школа, 1961. 776 с.
31. Имеются в виду два научных наблюдателя Охотстанции Г.И. – Безсонный и А.В. Никифоров, а также наблюдатель охраны Северного Отдела КГЗ И.Г. Комнатный (Выписка из приказа N48 от 14-го апреля 1934 г. по Кавказскому Госзаповеднику, в семейном архиве).
32. Вместе с сотрудниками заповедника шли члены совета по туризму и спорту во главе с тренером Ю. Марченко; в походе участвовали врач Н. Калиновский, научный сотрудник Г. Успенский, наблюдатели А. Никифоров, В.Дементьев и С. Оглоблин, а также фотограф С. Белоглазов (Во главе первопроходцев, 2003).
33. Эта информация позволяет датировать текст "К автобиографии" 1980-м или, вероятнее, 1978–1979-м гг., то есть он написан за 4–5 лет до смерти.
34. Речь идёт о каком-то постановлении 1977–1978-го гг.? Мне помнится, что в дальнейшем отец плохо отзывался об охране природы в заповедниках, управлявшихся АН СССР.
ЛИТЕРАТУРА ОБ А.А. НАСИМОВИЧЕ
Во главе первопроходцев // Книга памяти наших сердец. Люди заповедника за 80 лет его истории / Кавказский гос. прир. биосферный заповедник; автор-составитель и лит. редактор Л.В .Бойченко; общая редакция С.Г. Шевелева. Сочи: Проспект, 2003. С. 43–46. [В книге 224 с.].
Исаков Ю.А. Андрей Александрович Насимович (к шестидесятилетию со дня рождения) // Изв. АН СССР. Сер. геогр. 1969. № 6. С. 133–134.
Исаков Ю.А., Матюшкин Е.Н. Андрей Александрович Насимович – эколог и зоогеограф (К 70-летию со дня рождения) // Бюл. Моск. о-ва испытателей природы. Отд. биол., 1980. Т. 85. Вып. 5. С. 84–92. [Со списком основных научных трудов за 1969–1970 гг.].
Исаков Ю.А., Матюшкин Е.Н. Памяти Андрея Александровича Насимовича (1910–1983) // Бюл. Моск. о-ва испытателей природы. Отд. биол., 1984. Т .89. Вып. 4. С. 3–8.
Лаборатория биогеографии: 60 лет / А.А. Тишков, О.В. Морозова, А.К. Маркова, Г.М. Тертицкий, Н.Т. Царевская. М.: Институт географии РАН, 2007. 20 с. [На с. 2 ошибочно сказано, что отец пришёл в ИГАН в 1947–1948 гг., а это произошло в 1963 г.].
Новиков Г.А. Тридцать пять лет работы в области экологии и охраны природы (к 60-летию А.А. Насимовича) // Бюл. Моск. о-ва испытателей природы. Отд. биол. Т. 74. Вып. 5. 1969. [Со списком основных научных трудов до начала 1969-го года].
Петряев Евг. Дар литературному музею // Кировская правда. 13 февраля 1969. [О передаче в местный музей рукописи А.Ф. Насимовича "Иван Андреевич Крылов. Эпизоды из жизни баснописца". Ещё один экземпляр этой рукописи сохранился в семейном архиве].
Тишков А.А. Вклад учёных-биогеографов Института географии РАН в развитие заповедного дела в СССР и России (А.Н. Формозов, С.В. Кириков, Ю.А. Исаков, А.А. Насимович) // Состояние, изучение и сохранение природных комплексов Астраханского биосферного заповедника в условиях повышения уровня Каспийского моря и силившейся антропогенной нагрузки. Астрахань: Изд-во ООО ЦНТЭП, 1999.
Тишков А.А. Заповедных дел мастер – Андрей Александрович Насимович (1909–1983) // Он же. Люди нашего племени. Очерки об учёных – учителях, друзьях, коллегах. М.: Институт географии РАН, 2012. С. 55–68. [В книге 275 с. Имеются неточности в абзаце обо мне: "Юра ездил с нами [с сотрудниками ИГАН] в экспедицию на Валдай" – я ездил туда как сотрудник ЛАМа, но часто заходил в гости на кордон к Аркадию Александровичу Тишкову; "а затем устроился на работу в ВНИИ охраны природы" – нет, сначала ещё в два учреждения, но это уже детали моей биографии.]
Тишков А.А., Вайсфельд М.А. Андрей Александрович Насимович // Териологи Москвы. М.: Изд-во КМК, 2001. С. 384–400.
Тишков А.А., Вайсфельд М.А., Серебрянный Л.Р. Видный биогеограф, зоолог и деятель заповедного дела: к 90-летию со дня рождения А.А. Насимовича // Изв. РАН. Сер. геогр. 2001. № 1. С. 119–123.
Тишков А.А., Вайсфельд М.А., Серебрянный Л.Р. Жизнь, отданная сохранению природы (об А.А. Насимовиче) // Заповедные острова [газета]. 1999. № 11 (24), ноябрь. С. 4.
Формозов А.Н. Андрей Александрович Насимович (к 60-летию со дня рождения) // Охота и охотничье хозяйство. 1970. Вып. 1. С. 22–23.
Родился 6 октября н. с. 1909 г. в Москве в семье учителей народного училища. После Октябрьской революции отец – писатель, мать – учительница [1]. В 1927 г., окончив школу, поступил на биологическое отделение физико-математического фак. МГУ [2]. К этому времени интересны мои ни в коей мере не сложились. Интересовался я не столько биологией, сколько искал специальность, которая давала бы возможность быть больше среди природы, вдали от городов и суеты. Значительно больше в те годы меня интересовала история вообще и история культуры в частности, философия, антропология и даже лингвистика, очень любил географию, перечитал все доступные описания путешествий. Несколько раньше, когда я был в 8 (?) классе, в Москву приезжал П.К. Козлов [3], выступивший с интересным докладом о мертвом городе Хара-Хото. Мне удалось посетить его в гостинице и разговаривать. Беседа продолжалась полчаса – я просил меня взять [в] экспедицию. П.К. посоветовал на время оставить эти мысли и окончить школу и университет, выбрав профессию. В назидание рассказал о родственниках Пржевальского (внучатые племянники), бывших у него в экспедиции и оказавшихся малополезными – у них было недостаточно знаний.
В университете я ещё застал как лекторов М.А. Мензбира, А.Н. Северцова, Б.М. Житкова, Н.М. Кольцова. Лекции также читали Серебровский, Завадовский ("Динамика развития"), В.В. Алпатов, Г.А .Кожевников, Н.М. Кулагин. Слушал я и небольшой курс А.Н. Формозова – тогда еще только начинавшего преподавательскую карьеру. Зоологией всерьёз я решил заниматься, проведя 3 мес. как студент практикант в Кавказском заповеднике [4]. Сперва я работал "самостоятельно" – со мной ходил наблюдатель Д.Л. Бородавкин, изумительно знавший следы зверей и любивший природу, затем присоединился к экспедиции С.С. Турова. Всё это было в 1930 г. В экспедиции мне очень много дали не столько зоологи, сколько проводники экспедиции быв. великокняжеский егерь Г.А. Кожевников и быв. лесник А.В. Телеусов. Оба они любили лес, природу, прекрасно знали следы и повадки зверей, охотно рассказывали о жизни в лесу. Несколько лет спустя, когда я уже работал в ЛГЗ [5], А.В. Телеусов прислал мне тетрадь с описанием, как он поймал зубрёнка (этот зубрёнок послужил родоначальником "кавказской" линии в неволе; впоследствии его потомки были использованы для восстановления зубров на Кавказе). Рассказ этот от лица А.В. опубликован мной в очерке о зубре в 1940 г.
Окончив в 1931 г. МГУ, я всё лето работал в экспедиции по степному хорьку от Ин-та зернового хозяйства (Саратов) в степях Заволжья. Работой руководили И.Б. Волчанецкий и Б.К. Фенюк – тогда доцент. Написанная рукопись осталась неопубликованной. Зимой 1930/31 г., по предложению Б.М .Житкова, ранее знакомившегося с моим отчетом о практике в заповеднике, я написал статью "В Кавказском заповеднике", опубликованную в 1931 г. [6] (редактировал её Б.М.). Это, кажется, и была первая моя печатная научная статья.
С осени 1931 до весны 1932 г. я работал в секторе пернатой дичи [7] Ин-та птицеводства и птицепромышленности в Москве. Сектором руководил А.Н. Формозов. Поручив мне выборку сведений из старых и новых охотничьих журналов об изменении ареала и численности фазанов, а также о влиянии на них снежных зим, палов и т.п., он тем самым пристрастил к работе с источниками. Работой этой интересовался и М.А. Мензбир, снабжавший меня книгами из своей библиотеки. В те же годы я познакомился с Г.П. Дементьевым, а через него с С.А. Бутурлиным (впоследствии С.А. редактировал одну из моих книг, а на две других поместил отзывы). Поводом для знакомства с Г.П. и С.А. послужило обнаружение мной в брошенной студенческой коллекции птиц, привезенной из горных районов Сихотэ-Алиня, чешуйчатого крохаля в птенцовом наряде (первое и, кажется, последнее пока обнаружение в СССР).
Работая в секторе дичи, я провёл около месяца в Ленинграде в Новом порту, занимаясь взвешиванием боровой дичи. Жил в это время у Л.М. Шульпина, из бесед с которым очень много вынес.
С А.Н. Формозовым побывать в экспедиции мне не пришлось, однако даже небольшие (300 м) прогулки с ним от трамвайной остановки у Соломенной Сторожки (район Тимирязевки) до ин-та [8] чрезвычайно много дали. Поражала зоркость А.Н., умение увидеть что-нибудь интересное, там, где я ничего, кроме "дохлой мыши" не замечал. А.Н., опираясь на 1-3 маленьких факта, тотчас начинал обобщать, строить гипотезу и т.д. Для меня это была настоящая школа, более важная, чем лекции в МГУ (кстати в первые годы А.Н. настолько вяло читал лекции, что я, будучи слушателем его, подчас томился). А.Н. Формозов заинтересовал меня вопросами промысловой зоологии и в большой мере индуцировал первые мои работы, посвящённые заготовкам дичи. В те годы сотрудником моим по книгам оказался В.Я. Рудановский; он был старше меня лет на 15. Превосходно знал экономику и вопросы планирования, работал в НКСНабе СССР, был очень культурный человек. Знакомство с ним я поддерживал еще в годы после второй мировой войны.
Летом 1932 г. перешел на работу в Военно-Охотничье общество [МВО] [9]. Здесь мне ближе удалось познакомиться с любительской охотой, охотоведами, руководством охотничьими хозяйствами и т.п. Всё же, эта работа меня не удовлетворяла, и весной 1933 г. я уехал в Кавказский заповедник. В заповеднике работал зав. охотстанцией, затем ст. н. сотрудником, одно время – нач. Компл. Ест.-Ист. станцией [10]. Уволился из заповедника в феврале 1938 г., после 2-х лет войн с директором [с одним из директоров] [11].
Материалы, собранные за 5 лет работы в заповеднике, реализованы в ряде работ, опубликованных в 1935-1955 гг. Одна из основных работ – канд. диссертация по снегу и его влиянию на копытных, защищенная в 1938 г., напечатана с феерической быстротой благодаря помощи Д.Н. Кашкарова, с которым меня познакомил Г.А. Новиков.
В 1936 г. мне присвоено звание ст. научн. сотрудника [12]. В этом же году я вступил в члены МОИП [13].
С марта 1938 по ноябрь 1941 г. я заведовал научной частью Лапландского заповедника [14]. Вновь приезжал в заповедник в 1946, 1947, 1948 (на 4 месяца) [15] и затем еще дважды в 50-х гг.
С января 1942 по июнь 1943 г. работал охотоведом в Горно-Алтайской обл. [16]. В этот период очень много ездил и побывал во многих аймаках Ойротии, в отдаленных частях Алтая, вплоть до границ с МНР в Чуйских степях. Записи и наблюдения этого периода лишь в небольшой мере реализованы.
Летом 1943 г. призван в Советскую Армию. В течение года учился в 1-м Омском Военно-Пехотном училище им. Фрунзе, откуда вышел мл. лейтенантом, пулеметчиком. В конце 1944 г. командир пулеметного взвода в Идрицкой краснознаменной дивизии 3-й Ударной Армии 1-го Белорусского фронта. Практически я был почти всё время связным офицером при штабе полка. С войсками армии пересек наискось Польшу. Недалеко от Кюстрина "попал на выстрел", как тогда говорили, – меня отправили на курсы переводчиков в Москву. В Москве, пока я сдавал поступительные экзамены, за меня хлопотал Н.И. Калабухов, пытавшийся ещё из ОВПУ перевести меня в противочумное подразделение, но тогда безуспешно.
Весной 1945 г. меня направили в Забайкалье в качестве инструктора Даурского противочумного отделения СЭЛ Забайкальского в/о (потом – фронта). С августа 1945 по апрель 1946 г. я несколько раз выезжал в Сев.-Вост. Китай, где провел в общей сложности около 4 мес., работал в тревожных по чуме районах, собирал сведения о распространении на территории опасных для человека болезней. В этот период я побывал во Внутренней Монголии, Цицикаре, Харбине, Хайларе, Чанчуне и др. Мои наблюдения изложены в обстоятельном отчете, переданном в соответствующие инстанции...
Летом 1946 г. я вновь вернулся на работу в систему заповедников – в Гл. Управление по заповедникам [17], где служил до начала 1954 г., пока меня не уволил Малиновский [18].
Из послеуниверситетских "моих университетов" следует отметить знакомство с В.П. Тепловым и другими "казанцами" [19] в Кавказском заповеднике. У них я перенял тропление [20], значительно затем усложнивши его и сделав биологическим. "Казанцы" тропили много, но мало при этом регистрировали фактов, и в такой форме оно немного давало. Кроме того, они мало брали из записей, я бы даже сказал, не умели их обрабатывать. В.П .Теплов в своей работе опирался широко на записи наблюдателей (часто даже за счёт личных наблюдений и выходов в природу) и придавал этой работе большое значение. Он добился вынесения всех наблюдений наблюдателей из дневников на карточки и затем хорошо организовал эту работу (замечу, что все дневники охраны я регулярно просматривал и раньше, но выписки из них делал только для себя). Это нововведение В.П. я заимствовал и впоследствии перенёс в практику ЛГЗ [5].
В ЛГЗ [5] тропления послужили основой для ряда работ, и в их развитии большую роль сыграл коллектив в целом [21]. Многие вопросы тогда тут же в поле, в избушках обсуждались. Разборы рукописей, методик, результатов работ и пр. подвергались общей критике, и это, вероятно, всем, а не только мне дало очень много; это была настоящая школа высокого уровня.
В системе заповедников в общей сложности я работал более 15 лет. За это время побывал в Дарвинском заповеднике, Хопёрском, Воронежском (многократно, в общей сложности до 3 мес.), Приокско-Террасном, Приволжско-Дубнинском, Висим, Денежкин Камень (в марте 1950 г. пересек на лыжах большую часть хребтов Урала) [22], Кандалакшском и Крымском (многократно). Еще раньше я бывал в Тебердинском и Куйбышевском заповедниках. В 1951 г. посетил Лагодехский заповедник. После ухода из системы заповедников работал месяц в Закатальском заповеднике (1957 г.), бывал в Рицинском и др. заповедниках.
С осени 1949 по осень 1951 г. находился в докторантуре без отрыва от производства в отделе физической географии Ин-та географии АН СССР (моим консультантом был Г.Д. Рихтер [23]). Докторскую диссертацию защитил в начале 1953 г., в самом начале 1954 г. утверждён в уч. степени доктора географ. наук.
С весны 1954 г. работал в ВИНИТИ [24], сперва в отделе биологии (с 1956 г. зав. зоолог. сектором), затем, после разгрома редакции лысенковцами, с 1960 г. в отделе географии (с 1961 г. – зав. отделом). Ушёл из ВИНИТИ осенью 1963 г., перейдя в Ин-т географии, где томлюсь по сей день [25].
Кроме районов, о которых я уже говорил, я много путешествовал по Кавказу, прошёл военно-сухумскую и военно-грузинскую дороги (в сентябре 1928 г. [26], пройдя тогда же от Кисловодска до Теберды и далее по Военно-Сухумской дороге, пароходом до Батума, поездом до Тифлиса и далее по Военно-Грузинской дороге с поднятием на склоны Казбека до 3800 м), хорошо знаю Абхазию, дважды бывал в Балкарии. Работая в ИГАНе [25], побывал в экспедиции на Оби (от Новосибирска до Салехарда, с выходом в тайгу в районе Ханты-Мансийска) и Байкале (посещены многие районы, включая Баргузинский заповедник).
С 1953 г. в течение ряда лет работал в составе Бюро зоологической секции МОИП [13], участвовал в работе др. выборных органов МОИП, в том числе с 1958 г. в редколлегии Бюлл. МОИП, отд. биол. С 1957 г. в течение двух лет работал в Совете МОИП, затем вновь последние года 4–5. С 1961 г. работаю в составе главной редколлегии Реферативных журналов ВИНИТИ, одновременно (с 1961 г.) – в редколлегии РЖ География, в последнее время также в редколлегии сборников "Териология". С 1964 г. сотрудничаю в Совете ВНИИЖП [27], с 1957 г. – в Совете Главохоты РСФСР ("Научно-техн. совет"). Около 7 лет был членом Совета Моск. зоопарка, 2 года – Моск. фил. Геогр. об-ва СССР, 3 года – проблемного Совета по геобиоценологии и охране природы.
Преподавательской работой почти не занимался. В 50-х годах одну зиму читал небольшие курсы по охране природы и экологии копытных студентам старших курсов Географ. фак., отделение биогеографии МГУ. Продолжать на след. год чтение отказался.
Если считать мелочь, типа статей в энциклопедию, то список печатных "научных" работ близок к 100, а с учётом отзывов – более 120 [28].
В ИГАНЕ [25] работаю ст. научн. сотрудником с XI 1963 г.
5-6 работ в печати. Близко к завершению оформление тома по географии куньих, авторами которого являются сотрудники гл. обр. ВНИИЖП [27] и отчасти др. научн. учреждений, а я – организатором, редактором и отчасти участником. Со времени моей работы в ЛГЗ [5] лежит 2 работы по снежному покрову ЛГЗ. В своё время печатать их было нельзя, а теперь они устарели...
До войны сотрудничал в журналах "Юный натуралист", "Пионер".
Очень много занимался реферативной работой (гл. обр. англ. и русских работ, в небольшом количестве – франц., нем., болг. и румынск.). По моим подсчётам в РЖ Биология и РЖ География с 1953 г. опубликованы свыше 1,5 тыс. моих рефератов (вероятно, более 2 тыс.).
Награждался только медалями, в т. ч. 3 военными. Моя книга по копытным и снегу [29] получила вторую премию МОИП, коллективная с В.Г. [30] – 1-ю.
В Совете ИГАН, а работаю с 1964 г.
2 октября 1968 г. (роспись)
[В оставшиеся годы состоялись совместная поездка со мной, Ю.А.Насимовичем, в Дарвинский заповедник (1970); совместная поездка со мной и моей матерью, Аллой Дмитриевной Кушниренко (вторая жена А.А. Насимовича), в Ленинград (тоже 1970); выход коллективных монографий "Соболь, куницы, харза" (1973) и "Колонок, горностай, выдра" (1977) из серии "Промысловые животные СССР и среда их обитания", в которых многие очерки написаны отцом, причем он тоже был организатором авторского коллектива и ответственным редактором; кратковременный выезд в Лапландский заповедник в 1973 г. (Тишков, 2012); выход монографии "Африканский слон" (1975). В 1972 г. под руководством Ю.А. Исакова и А.А. Насимовича в лаборатории биогеографии ИГАН "стартовала" тема "Заповедники СССР", в основе которой лежала необходимость уточнения профиля работы многих заповедников и оптимизации их сети (Лаборатория биогеографии..., 2007). В 1977 г. состоялся выход коллективной монографии "Опыт работы и задачи заповедников СССР", в которой ключевые разделы написаны отцом, он представил творческий синтез деятельности заповедников в нашей стране (Тишков, 2012). Кроме того, с 1973 г., когда умер А.Н. Формозов, отец приступил к сохранению и публикации научного наследия своего учителя; он подготовил к печати сборник статей и монографию Формозова (Тишков, 2012). В 1982 г. отец завершил работу над коллективной монографией "Песец, лисица, енотовидная собака" из серии "Промысловые животные СССР и среда их обитания", но книга была опубликована уже после его смерти. Утром 29 июня 1983 г. отец умер в Москве, в ведомственной больнице АН СССР. Накануне отец значительную часть дня играл в шахматы и обыграл "обитателей" своей палаты. Он похоронен на кладбище Донского монастыря.
У А.А. Насимовича к 1919 г. имеются двое детей (дочь и сын - 1939-го и 1953-го года рождения), двое внуков (внук, внучка), трое правнуков (правнук, две правнучки). Носителями его фамилии являются Юрий Андреевич Насимович (сын, биолог) и Алексей Юрьевич Насимович (внук, род. в 2016 г.)].
ДОПОЛНЕНИЕ [О ЗИМНИХ ПЕРЕХОДАХ ЧЕРЕЗ ГЛ. КАВКАЗСКИЙ ХРЕБЕТ]
В феврале 1934 г. вместе с тремя наблюдателями охраны КГЗ [31] я перешёл Гл. Кавказский хребет, перевалив через зап. и южные склоны Ачишхо (Белая – её приток – Берёзовая – Ачишхо – Красная Поляна). Сперва мы шли "пешком", а, когда снега стало больше, то наблюдатели сделали "круги" – так называют самодельные снегоступы на Кавказе, отдаленно напоминающие канадские ракетки, но очень несовершенные. Ими раньше пользовались куничатники, когда их захватывал большой снег глубоко в горах. Горцы, выселившиеся в 1860-х гг. в Турцию, лыж не знали, однако краснополянские убыхи пользовались чем-то вроде кругов, о чём имеются упоминания в литературных источниках.
Идти в кругах трудно; без тропы и по рыхлому снегу, при условии чередования, проходят всего 3–5 км в день. Высота снега в районе Ачишхо достигала 2 м, и, когда на 8-й день мы выбрались к кордону Ачишхо, у нас провизия была на исходе, а силы и вовсе.
Ни персонал заповедника, ни местное население в то время настоящими лыжами не пользовались. О нашем походе я делал доклад в Москве в ОПТЭ, заинтересовал им горнолыжников. Управление КГЗ заключило договор, и на следующую зиму к нам приехало 6 горнолыжников, захвативших снаряжение ещё на 4-х человек. Наши сотрудники быстро освоили горные лыжи, и мы совершили 10-дневный выход на Тыбгу – в район туровой зимовки, а затем вся группа в 10 чел. проделала второй поход – переход в Красную Поляну через перевал Псеашхо [32]. Для Зап. Кавказа это был первый лыжный переход через горы Кавказа, да и в других частях Кавказа они только еще начинались, и их решались проделать лишь весьма опытные лыжники и альпинисты.
К зиме 1936/37 г. мы построили на Тыбге убежище – драневый балаган (зиму 1935/36 г. работали без такого убежища, ночуя в спальных мешках), и эта зима позволила более основательно познакомиться с условиями зимней жизни зверей в горах, к чему я с самого начала пребывания на работе в КГЗ стремился.
В 1936 г. на работу из Алтайского в Кавказский заповедник перешел Саулиэтс, привезший с собой самодельные камасные лыжи. Он стал внедрять их, и они также получили распространение; ещё в годы моего пребывания в КГЗ поймали браконьера на самодельных лыжах. Теперь лыжами пользуются все сотрудники и многие наблюдатели охраны, работающие в снежных районах заповедника.
Горные лыжи я ввел и в практику Лапландского заповедника: они значительно расширили радиус действия (вместе с сетью опорных лагерей и заброской в них некоторых продуктов, керосина для освещения и пр.), а главное высвободили руки для записей и пр., без чего трудно тропить в условиях сильно пересеченного рельефа.
Зимой 1936/37 г. я консультировал поход 100 или 120 военных командиров, совершивших зимний переход на лыжах через Кавказский заповедник, организованный Домом Красной Армии; впоследствии ДКА выразил мне благодарность за консультацию.
Результаты изучения распределения и плотности снега в ЛГЗ [5] несколько раз передавались в Гидрометеорологическую службу и др. организации, интересовавшиеся запасами воды в снеге и проходимостью территории заповедника.
3 октября 1968 г. (роспись)
К БИОГРАФИИ
[Часть этих материалов уже вошла в "Автобиографию...", но здесь то же самое сказано иначе, и есть совсем другие сведения, в том числе касающиеся общих вопросов охраны природы и заповедного дела. Текст найден в семейном архиве и написан ориентировочно в 1978 или 1979 г., то есть за 4–5 лет до смерти.]
Первое моё знакомство с заповедниками относится к 1930 г., т.е. имело место почти 50 лет назад [31]. Окончив III курс Биологического отделения Физмата МГУ я был направлен на практику в Кавказский заповедник, где пробыл всё лето и часть осени, занимаясь обследованием зверовых солонцов, а затем в экспедиции С.С. Турова, проводившей фаунистическое обследование территории Кавказского заповедника.
Моими настоящими учителями в области чтения следов, навыков полевой работы в горах я считаю замечательного наблюдателя охраны КГЗ Дмитрия Лукьяновича Бородавкина, бывшего лесника из Псебая Алексея Власовича Телеусова и егеря Великокняжеской охоты Григория Александровича Кожевникова. Последние двое работали проводниками в экспедиции Турова, Кожевников уже в возрасте около 80 лет.
После окончания ун-та и двух лет работы в Москве я уехал в Кавказский заповедник, где и работал около 5 лет. В 1938 г. перешел на работу в Лапландский заповедник, где в общей сложности провел около 4 лет. После окончания войны в течение 7 с лишним лет работал в главке по заповедникам, побывав за это время во многих заповедниках, в части их неоднократно: Кандалакшском, Дарвинском, Денежкином Камне, Висиме, Воронежском, Хопёрском, Лагодехском, Крымском, Тебердинском, Приокско-Террасном. В некоторых заповедниках я провёл в общей сложности не меньше 1–2 месяцев. Перейдя на работу в систему АН СССР, я сохранил связи с заповедниками и многие из них посетил в отпускное время или во время экспедиций и совещаний: Баргузинский, Березинский, Центрально-Чернозёмный, Алма-атинский, Закатальский, Рицинский, Пицундский и другие. С учетом заповедников, в которых я побывал в период их временной ликвидации (Жигулёвский) или которых впоследствии закрыли (Приволжско-Дубнинский, Глубоко-Истринский, Сагурамский), число знакомых мне заповедников превысит два десятка.
Иногда различают заповедники-эталоны зональных или чем-нибудь ещё примечательных природных комплексов, и заповедники, созданные для охраны одного или немногих видов, которым угрожает исчезновение. Очень скоро было понято, что эти виды без охраны всего природного комплекса, определяющего условия жизни этих видов, сохранить трудно или вообще невозможно. Поэтому одновидовые заповедники впоследствии получили статус комплексных. Можно назвать выхухолевые, соболиные заповедники, Лапландский заповедник, созданный в своё время для сохранения и восстановления дикого северного оленя – "дикаря".
Казалось бы, лучший способ сохранения природного комплекса и, тем более, одного или немногих видов - это охрана в чистом виде её. К сожалению, дело намного сложнее, чем это может казаться. В разные периоды своего существования заповедники становились полигонами для экспериментов. На их территориях проводился выпуск зверья, ранее здесь не жившего. В других случаях выпуск производился вне заповедника, например, ондатры, а затем она оказывалась в заповеднике, где становилась серьёзным конкурентом выхухоли. Почти во всех заповедниках проводилась борьба с волком, а иногда и с другими хищниками и падальщиками. Уничтожение хищников и в ещё большей мере различного рода восстановительные и санитарные рубки, а главное быстрый рост поголовья лося, оленей и кабана в стране в целом создали предпосылки для размножения этих зверей во многих заповедниках.
Если в начальный период развития заповедного дела в Советском Союзе полагали, что одна из важных задач заповедников – это обогащение дичью соседней с этими заповедниками местности, то в дальнейшем, по мере сведения леса, развития сельского хоз-ва и появления новых селений в ближайшей к заповедникам местности становилось очевидным, что из многих заповедников животным расселяться некуда. Заповедники из "рассадников" разного рода дичи становились "губками" для неё, "островками спасения" для крупного зверя, уцелевшего в условиях антропогенного ландшафта.
Теперь очень многие заповедники представляют собой небольшие экологические островки, неспособные без особых мер – помощи со стороны человека - обеспечить нормальное функционирование своих экосистем, окруженных чуждыми для природы заповедника ландшафтами. Обилие копытных во многих заповедниках ведёт к порче насаждений, уничтожению подроста и подлеска, изменению естественного облика травянистой растительности.
Огромные изменения в природных комплексах заповедников вызывает зарегулирование течения рек, чрезмерный забор из них воды, создание поблизости от заповедников водохранилищ и т.п. [Далее – текст не написан, а лишь намечены темы] (На примере Аскания Нова, Хопёрского заповедника. Пятн. олень и лес. Кабан, лось. Воронеж. олень и гибридизация. Выпуск зубров и судьба нагорных дубрав. Заиление и отмирание водоёмов – следствие сноса с полей плодородного слоя почвы).
Нужны активные действия, однако готовых рекомендаций для этого в большинстве случаев нет. Для их разработки недостаточно сил только специалистов естественников, подчас нужны инженеры... [Но] активное вмешательство в жизнь природных комплексов чревато опасностью злоупотреблений, торговлей богатствами заповедников, их разбазариванием. Регулярный отстрел легко может перерасти в охоту с вышек чиновников высокого ранга, а восстановительные рубки леса – в заготовку делового леса и дров на продажу.
Для коренного улучшения заповедного дела нужны передача их [заповедников] вневедомственным или надведомственным органам, по возможности сосредоточение управления ими в руках одной или немногих организаций. Без этих мероприятий никакие новые Положения о заповедниках, над которыми сейчас работают, не достигнут цели. Сможет ли серьёзно помочь заповедникам АН СССР, как это предусматривает декабрьское Правительственное Постановление прошлого года [34], покажет только будущее. Пока дело дальше флирта академических ин-тов с системой заповедников не пошло.
Крайне необходимо, чтобы для каждого заповедника был разработан детальный профиль его задач, исходя из которого была бы выработана генеральная стратегия в отношении охраны его природных комплексов и особо редких, имеющихся в данном заповеднике видов растений и животных, а также план научно-исслед. работ на перспективу. Существующие профили заповедников подчас носят слишком обобщенный характер, они недостаточно конкретны и не могут. как правило, служить руководством для деятельности заповедника.
ПРИМЕЧАНИЯ Ю.А.НАСИМОВИЧА
1. Отец – Насимович Александр Фёдорович (12.12.1880, Нижний Новгород – 7.01.1947, Москва), брат революционера и литературного критика Николая Фёдоровича Насимовича (Чужака); мещанин, учительствовал в 1903–1907 гг., в 1905 г. входил в забастовочный комитет учителей, из-за чего в 1907 г. лишился работы, после чего проявил себя как литератор, историк литературы и лингвист (Википедия; подтверждается рассказами А.А. Насимовича). В 1909 г. за свой счёт выпустил сборник стихов "Силуэты", публиковал стихи, в том числе для детей, в журналах "Русская мысль", "Русское богатство", "Русские записки" и др. После Октябрьской революции 1917 года публиковался, в основном, как драматург и прозаик, в том числе автор рассказов. Главное произведение – романная дилогия об Иваново-Вознесенском общегородском совете рабочих депутатов: "Город Премогучий" (1928) и "Талка" (1930, второе издание – 1933). Наиболее известная пьеса – "Барометр показывает бурю" (о революции 1905-го года). Она неоднократно ставилась в советских театрах [Сведения из Интернета]. А.Ф. Насимовичу принадлежит также подробное описание одного из десятилетий в истории русской литературы XIX века. Кроме того, в семейном архиве имеются неопубликованные романы А.Ф. Насимовича о Ф.М. Достоевском ("До последней черты"), И.А. Крылове ("Иван Андреевич Крылов. Эпизоды из жизни баснописца") и народовольцах ("Тесный круг"), а также пьесы ("Суворов", "Дорога в гору") и научный трактат по лингвистике. Неопубликованные произведения менее идеологичны, а потому, наверное, их не удалось опубликовать. В нашем семейном архиве хранится газетная заметка Евгения Петряева (1969) "Дар литературному музею", где указан общепринятый год рождения Александра Фёдоровича – 1880, но на полях имеется приписка рукой отца, А.А. Насимовича: "отец родился в 1881 г. 12 (25) XII". Возможно, Андрей Александрович ошибся, но всё-таки это повод для осторожности, так как ошибочные сведения иногда тиражируются много раз и становятся общепринятыми.
Мать – Надежда Дмитриевна Насимович (урожд. Машкова) (1877, Смоленская обл. – 15.09,1953, Москва), дворянского происхождения, учительница. Тем не менее, супруги прожили вместе не очень долго, и А.А. Насимович воспитывался матерью, а отца часто навещал (по крайней мере, в зрелые годы). В ряде электронных публикаций матерью А.А. Насимовича ошибочно называется вторая жена А.Ф. Насимовича – Капитолина Николаевна Насимович (урожд. Дмитриева); она надолго пережила мужа, и мой отец уже на моей памяти периодически ездил помогать ей.
Имеются также отрывочные сведения о деде Андрея Александровича по отцовской линии – Фёдоре Максимовиче Насимовиче. Известно, что он был скрипачом-кантонистом, то есть, по-видимому, военным музыкантом. Кантонисты – сыновья нижних воинских чинов, сами принадлежавшие к военному ведомству и обязанные к военной службе; кантонисты обучались в кантонистских школах, или ранее – гарнизонных школах. При Николае I кантонистские школы обеспечивали комплектование вооружённых сил России унтер-офицерами, музыкантами, топографами и т.д. Александр II отменил закрепощение нижних чинов военного ведомства и отменил название кантонист (сведения из Интернета).
2. Отец рассказывал, что как выходцу из "привилегированной семьи" путь в университет был для него закрыт, но Александр Фёдорович обратился к своему старому другу или знакомому П.Г. Смидовичу, государственному и партийному деятелю, после чего поступление разрешили. Ещё могу добавить, что изначально отец хотел стать историком, но увидев идеологизацию истории в нашей стране, решил избрать более нейтральную область знаний.
3. Пётр Кузьмич Козлов – путешественник, ученик Н.М. Пржевальского, исследователь Монголии, Тибета и Синьцзяна, предпринял 6 длительных экспедиций, открыл, в частности, мёртвый тангутский город Хара-Хото (Википедия).
4. По окончании III курса (Новиков, 1969; Формозов, 1970; Тишков, 2012). В семейном архиве имеется альбом фотографий, подаренный отцу С.С. Туровым: звери, пейзажи, сотрудники заповедника.
5. Лапландский государственный заповедник.
6. В журнале "Природа и социалистическое хозяйство" (Тишков, 2012).
7. В разных документах и публикациях сектор назван по-разному: пернатой дичи, дикой птицы, промысловой птицы.
8. По забавному стечению обстоятельств я со своим трёхлетним сыном, Алексеем Насимовичем (внуком Андрея Александровича), с 2016 г. живу в точности между Тимирязевкой и бывшей Соломенной Сторожкой (близ лесного массива, известного как Лесная опытная дача Московской сельскохозяйственной академии), и это один из многих примеров "закольцованности" наших судеб, начиная с деда – А.Ф .Насимовича.
9. Перед этим был также краткий период, в июле-августе 1932 г., работы охотоведом во Всесоюзном государственном объединении "Заготскот" в Московской области (в ряде публикаций – "Заготмясо", но по документам – "Заготскот"). Параллельно в 1932–1933 гг. работал охотоведом-консультантом Государственного Политехнического музея, в секторе охотхозяйства ("Выписка из трудового списка... сотрудника КГЗ, в семейном архиве).
10. В 1935 г. все станции заповедника (Лесная, Энтомологическая, Горно-Луговая, Охотоведческая и др.) стали соответствующими секторами единой Комплексной естественноисторической станции (Во главе первопроходцев, 2003). Отец в 1936 г. стал заведующим зоологического сектора этой станции.
11. В семейном архиве имеется "Протокол N7 от 15.02.1938 г. Групкома КГЗ", согласно которому на заседании групкома разбиралось заявление А.А. Насимовича о неправильной информации директора КГЗ В.И. Аносова Комитету по заповедникам, выразившейся в том, что "общественность заповедника и его партийная организация" одобряет невозможность использования А.А. Насимовича на научной работе в КГЗ. Групком постановил считать эту информацию неправильной, так как соответствующий вопрос не обсуждался ни на местном комитете старого и нового состава, ни на общем собрании сотрудников заповедника. Кроме того, групком отметил в трудовом списке А.А. Насимовича "целый ряд благодарностей и указаний на премирование за ударную работу", а потому посчитал возможным дать т. Насимовичу положительную характеристику, "как научному сотруднику, который кроме своей специальной работы, проделал большую работу по популяризации идей охраны природы и неоднократно ставил больные вопросы работы заповедника на обсуждение". Соответствующая характеристика тоже имеется в семейном архиве. В более ранних документах в качестве директора фигурируют другие люди, то есть "война" была только с данным конкретным директором.
12. Написано правильно: именно звание, а не должность (Аттестат старшего научного сотрудника, МСН N 04368, в семейном архиве). Это сделано на основании решения Квалификационной комиссии Комитета по заповедникам при Президиуме ВЦИК от 8 февраля 1936. В 1935 г. для соответствующего утверждения были получены отзывы о научной работе Насимовича, которые написали С.С. Туров (1935, в семейном архиве) и А.Н. Формозов (25.12.1935, в семейном архиве).
13. МОИП – Московское общество испытателей природы, учреждённое в 1805 г. при Императорском Московском университете. МОИП занимает несколько комнат в Зоомузее МГУ (Б.Никитская ул., 2).
14. Отец покинул Лапландский заповедник из-за начала войны и приближения фронта.
15. В течение этих 4 месяцев, согласно "Выписке из приказа N99 по Гл. Управлению по заповедникам..." (в семейном архиве), А.А. Насимович был назначен временно заведующим Научной частью Лапландского заповедника.
16. Кроме того, с 13 августа 1942 по июнь 1943 отец был мобилизован в кондепо, где, в частности, отбирал лошадей для фронта. Именно там, на Алтае, если я правильно помню рассказ отца, была арестована жена отца, Нина Павловна фон-Штейн (в документах – Штейн) – обрусевшая немка, которая даже не знала немецкий язык. Её предки переселились в Россию ещё до массового переселения немцев при Екатерине II. После демобилизации отца из кондепо он был освобождён от работы охотоведом "в связи с тем, что должность охотоведа за время отсутствия т. Насимовича А.А. была замещена другим работником, присланным из Области", но, возможно, какую-то роль в этом сыграл и арест жены.
17. Отец вспоминал, что стремился в Москву из-за дочки, которая после ареста матери воспитывалась её сестрой (тетей), и вообще не хотел служить в армии, где свобода скована еще в большей степени, чем в остальной советской жизни. Ему предлагали относительно высокое звание (майор), что означало относительную обеспеченность, но он предпочёл уйти в неизвестность, где поначалу не было даже своей квартиры. От себя добавлю, что в это время плохо чувствовал себя Александр Фёдорович Насимович (мой дед), который скончался в самом начале следующего года.
18. А.В. Малиновский, недавно возглавивший Главное управление по заповедникам, уволил отца из этого учреждения, причем, по рассказам отца, сделал это сразу же после того, как отец защитил докторскую диссертацию: решение ВАК о присуждении ученой степени доктора географических наук – 9 января 1954 г., увольнение – 16 февраля 1954 г. (согласно документам из семейного архива). Тогда воспреобладало увлечение акклиматизацией в заповедниках чуждых им видов (например, из Америки), стремление к получению заповедниками "побочных" доходов, а реорганизация 1951-го года привела к исчезновению многих заповедников и сокращению площади некоторых из них (Исаков, Матюшкин, 1980). Естественно, что у отца не сложились с ним отношения. Кроме того, по словам отца, Малиновский боялся, что став доктором наук, отец усилится в "шахматном смысле" до такой степени, что будет угрожать карьере Малиновского. До трудоустройства в ВИНИТИ, то есть с середины февраля по начало мая 1954 г., отец был безработным, и друзья, прежде всего Вениамин Иосифович Цалкин, помогли ему выжить.
19. Метод зимнего тропления зверей отец перенял у Владимира Порфирьевича Теплова (1904-1964) и его сотрудников по Волжско-Камской промыслово-охотничьей биостанции (И.В. Жарков, С.С. Донауров), которые в 1935–1937 гг. переехали в Кавказский заповедник.
20. Тропление – охотничий термин, означающий движение по следам зверя; в данном случае тропление применялось в научных целях.
21. В Лапландском заповеднике отец работал вместе с известными зоологами – Олегом Измайловичем Семёновым-Тянь-Шанским, Георгием Александровичем Новиковым и (позднее) Татьяной Васильевной Кошкиной. Дружбу с ними отец поддерживал до конца жизни.
22. Вместе с директором и старшим лесничим заповедника (Исаков, 1969; Тишков, 2012).
23. Гавриил Дмитриевич Рихтер – основатель отечественного снеговедения.
24. ВИНИТИ – Всесоюзный (позднее – Всероссийский) институт научной и технической информации Гостехники и АН СССР. Здесь отец почти десять лет занимался подготовкой рефератов и обзоров зарубежных биологических научных книг и статей для печати. Эта работа ему не нравилась, так как он считал себя полевым натуралистом, но работать плохо он не умел, а из-за меня (я родился в октябре 1953 г.) и моей сестры не мог так запросто покинуть Москву; кроме того, ещё жива была Капитолина Николаевна Дмитриева – вторая жена моего деда (мачеха отца), и отец ездил помогать ей.
25. Ин-т географии АН СССР (ИГАН), Москва, Старомонетный пер., 29. Теперь – ИГ РАН. Ироничная оценка своей работы в институте ("томлюсь") связана с тем, что отцу в первое время редко удавалось ездить в экспедиции, а позднее он уже не мог это по состоянию здоровья. Кроме того, он выполнял много поручений директора (И.П. Герасимова), отвлекавших от основной работы. Эти поручения, как говорилось в институте, были "в унисон времени", и кто-то из сотрудников института охарактеризовал их формулой: "Сначала – в унисон, потом – в унитаз".
26. По окончании I курса МГУ. Зоологические интересы отца в это время еще не сформировались, и поэтому данное путешествие редко фигурирует в биографиях отца.
27. ВНИИЖП – Всесоюзный научно-исследовательский институт животного сырья и пушнины.
28. Данные на октябрь 1968 г., впереди ещё 15 лет жизни.
29. А.А. Насимович. Роль режима снежного покрова в жизни копытных животных на территории СССР. М.: Изд. АН СССР, 1955.
30. В.Г. Гептнер, А.А. Насимович, А.Г. Банников. Млекопитающие Советского Союза. Т. 1. Парнокопытные и непарнокопытные. М.: Высшая школа, 1961. 776 с.
31. Имеются в виду два научных наблюдателя Охотстанции Г.И. – Безсонный и А.В. Никифоров, а также наблюдатель охраны Северного Отдела КГЗ И.Г. Комнатный (Выписка из приказа N48 от 14-го апреля 1934 г. по Кавказскому Госзаповеднику, в семейном архиве).
32. Вместе с сотрудниками заповедника шли члены совета по туризму и спорту во главе с тренером Ю. Марченко; в походе участвовали врач Н. Калиновский, научный сотрудник Г. Успенский, наблюдатели А. Никифоров, В.Дементьев и С. Оглоблин, а также фотограф С. Белоглазов (Во главе первопроходцев, 2003).
33. Эта информация позволяет датировать текст "К автобиографии" 1980-м или, вероятнее, 1978–1979-м гг., то есть он написан за 4–5 лет до смерти.
34. Речь идёт о каком-то постановлении 1977–1978-го гг.? Мне помнится, что в дальнейшем отец плохо отзывался об охране природы в заповедниках, управлявшихся АН СССР.
ЛИТЕРАТУРА ОБ А.А. НАСИМОВИЧЕ
Во главе первопроходцев // Книга памяти наших сердец. Люди заповедника за 80 лет его истории / Кавказский гос. прир. биосферный заповедник; автор-составитель и лит. редактор Л.В .Бойченко; общая редакция С.Г. Шевелева. Сочи: Проспект, 2003. С. 43–46. [В книге 224 с.].
Исаков Ю.А. Андрей Александрович Насимович (к шестидесятилетию со дня рождения) // Изв. АН СССР. Сер. геогр. 1969. № 6. С. 133–134.
Исаков Ю.А., Матюшкин Е.Н. Андрей Александрович Насимович – эколог и зоогеограф (К 70-летию со дня рождения) // Бюл. Моск. о-ва испытателей природы. Отд. биол., 1980. Т. 85. Вып. 5. С. 84–92. [Со списком основных научных трудов за 1969–1970 гг.].
Исаков Ю.А., Матюшкин Е.Н. Памяти Андрея Александровича Насимовича (1910–1983) // Бюл. Моск. о-ва испытателей природы. Отд. биол., 1984. Т .89. Вып. 4. С. 3–8.
Лаборатория биогеографии: 60 лет / А.А. Тишков, О.В. Морозова, А.К. Маркова, Г.М. Тертицкий, Н.Т. Царевская. М.: Институт географии РАН, 2007. 20 с. [На с. 2 ошибочно сказано, что отец пришёл в ИГАН в 1947–1948 гг., а это произошло в 1963 г.].
Новиков Г.А. Тридцать пять лет работы в области экологии и охраны природы (к 60-летию А.А. Насимовича) // Бюл. Моск. о-ва испытателей природы. Отд. биол. Т. 74. Вып. 5. 1969. [Со списком основных научных трудов до начала 1969-го года].
Петряев Евг. Дар литературному музею // Кировская правда. 13 февраля 1969. [О передаче в местный музей рукописи А.Ф. Насимовича "Иван Андреевич Крылов. Эпизоды из жизни баснописца". Ещё один экземпляр этой рукописи сохранился в семейном архиве].
Тишков А.А. Вклад учёных-биогеографов Института географии РАН в развитие заповедного дела в СССР и России (А.Н. Формозов, С.В. Кириков, Ю.А. Исаков, А.А. Насимович) // Состояние, изучение и сохранение природных комплексов Астраханского биосферного заповедника в условиях повышения уровня Каспийского моря и силившейся антропогенной нагрузки. Астрахань: Изд-во ООО ЦНТЭП, 1999.
Тишков А.А. Заповедных дел мастер – Андрей Александрович Насимович (1909–1983) // Он же. Люди нашего племени. Очерки об учёных – учителях, друзьях, коллегах. М.: Институт географии РАН, 2012. С. 55–68. [В книге 275 с. Имеются неточности в абзаце обо мне: "Юра ездил с нами [с сотрудниками ИГАН] в экспедицию на Валдай" – я ездил туда как сотрудник ЛАМа, но часто заходил в гости на кордон к Аркадию Александровичу Тишкову; "а затем устроился на работу в ВНИИ охраны природы" – нет, сначала ещё в два учреждения, но это уже детали моей биографии.]
Тишков А.А., Вайсфельд М.А. Андрей Александрович Насимович // Териологи Москвы. М.: Изд-во КМК, 2001. С. 384–400.
Тишков А.А., Вайсфельд М.А., Серебрянный Л.Р. Видный биогеограф, зоолог и деятель заповедного дела: к 90-летию со дня рождения А.А. Насимовича // Изв. РАН. Сер. геогр. 2001. № 1. С. 119–123.
Тишков А.А., Вайсфельд М.А., Серебрянный Л.Р. Жизнь, отданная сохранению природы (об А.А. Насимовиче) // Заповедные острова [газета]. 1999. № 11 (24), ноябрь. С. 4.
Формозов А.Н. Андрей Александрович Насимович (к 60-летию со дня рождения) // Охота и охотничье хозяйство. 1970. Вып. 1. С. 22–23.
